"Брат мой, я не рассказываю сплетни. Я создаю их." Люсьен Лашанс

"Время и место каждого Подвига определяется Судьбой. Но если не придёт Герой, не будет и Подвига." Цурин Арктус

"Мудрецу, который спрятал свое лучшее изречение, следует отсечь руки: ибо он – вор, и украл чужую мудрость." Вивек

"Все языки сделаны из мяса. Не позволяй софистам провести тебя." Вивек

"Победа в сражении – это самая незначительная победа. Победа без сражения – вот высочайшее мастерство." Цурин Арктус

"Присоединись к Легиону. Посмотришь мир. Отморозишь свою задницу." Капитан Фалько

"Как столь грустное может быть столь смешным?" Цицерон

"Помни всегда, сын севера: норд оценивается не по тому, как он жил, а по тому, как он умер." Исграмор

"Трое оклеветали тебя, трое предали тебя. Один, кого ты предал, был трижды прав." Дагот Ур

"Всегда вперед, но никогда назад." Шеогорат

"Всегда следите за Темным Братством, потому что они обязательно попытаются отнять у вас то, что вы забрали у них." Эно Хлаалу, Грандмастер Мораг Тонг

"У Богов есть вечность, чтобы взвесить свои слова. У смертных - лишь мгновение, чтобы услышать их." Сота Сил

"Нет времени на разговоры. Охота началась!" Хирсин

"Лучшая техника боя - техника выживших." Гэйден Шинджи

"Уязвимость врага может быть его сильнейшим местом; ваше слабое место может помочь вам нанести решающий удар." Зурин Арктус

"Я не из тех рабов, что погибают." Неревар

"Первое значение всегда скрыто." Вивек

"Где бы ни были бестолковые животные, хищники всегда неподалеку." Янус Гассилдор, граф Скинграда

Ролевая: The Elder Scrolls

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ролевая: The Elder Scrolls » Основные эпизоды » М - "Под Вечерней Звездой";


М - "Под Вечерней Звездой";

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

Время: 216 год 4Э; Месяц Вечерней Звезды. Настоящее

Уровень сложности: М (Малый). Если не дойдёт до дуэли. Тогда В (Высокий).

Участники: Лин'Кайен, Вивек;

Место действия: Скайрим, Центральная часть, недалеко от Вайтрана. Крупная таверна на длинном тракте, между двумя городами, "Под Вечерней Звездой".

Описание: На пересечении двух городов стоит таверна. Просто стоит. Иногда в ней останавливаются необычные люди. Каждый год трактирщик, толстый и весёлый орк Бал-Гал, созывает бардов из окрестных городов и деревень, чтобы они спели в честь создания и основания его любимой таверны. Три дня подряд алкоголь льётся рекой, играют песни, идут пляски и танцы, на которые, скрываясь, собираются даже лорды и аристократы. Трактирщик понимает необходимость царственных особ скрывать свою личность, а потому разрешил ввести маски на своё празднество. Люди пьют, веселятся, танцуют, спят и дерутся друг с другом, как правило не осознавая того, кто является кем.
С праздником, ребята!

Предупреждения: Никто не знает, кто есть кто. Маски, дамы и господа.

0

2

Праздник «Вечерней звезды» в трактире традиционно начинался с ночи. В течение дня Бал-Гал, толстый добродушный орк-трактирщик, бегал по всей своей трёхэтажной таверне и раздавал указания. Он распоряжался на кухне яствами, наказывал поваров, лично помогал грузчикам, пробовал на вкус каждое блюдо, пополнял запасы вина и эля, а так же составлял список приезжих бардов и менестрелей, внимательно проверяя классификацию каждого. Каждый год в «Вечернюю звезду» Бал-Гала всегда приезжали самые высокопоставленные гости. Бывали там и короли, бывали и князья. Ходят слухи, что даже один из Седобородых как-то спустился с гор, чтобы побывать на празднике. Разумеется, большая часть историй является домыслами, так как никогда нельзя было узнать, кто из гостей является кем. Мужчины и женщины всегда одевали маски или закрывали лица тканью, чтобы сохранить тайну личности. Первая ночь празднества была полна поэзии и музыки. Лучшие барды провинции пели и играли, услаждая слух аристократов и плебеев, что смешались без разбору в общей зале. Именно в эту ночь происходили знакомства и интересные встречи – люди погружались в философические беседы и споры. Днём люди спали.
Вторая ночь была посвящена танцам – главная зала освобождалась от столов, барды брали в руки инструменты и начинали играть. Гости танцевали и веселились, час за часов утопая в игре лучших музыкантов страны. Третья ночь была посвящена дуэлям – трактирщик кидал в общую шляпу билеты с цифрами и гости дрались друг с другом в случайном порядке хитрой магии и на деревянных мечах, которая не включала в себя разрушение. Разумеется, все три ночи кружки гостей всегда были полны вином и элем, а поварята внимательно следили за тем, чтобы они были всегда полны. Трактирщик лично подмешивал в алкоголь особые, тайные травы, из-за которых у пивших не бывало похмелье или же сильных последствий на здоровье от выпитого.

- Давай. Твой выход – трактирщик толкнул молодого человека и тот разлепил глаза. Празднество первой ночи было в самом разгаре. Юноша растерянно моргнул и кивнул, отодвигая от себя полупустой кубок. Подхватив грустно звякнувшую лиру, бард поднялся на маленький помост, который Бал-Гал специально сконструировал для музыкантов и менестрелей. К ногам барда поднесли свечи, освещая его одежду и маску. Тот обвёл взглядом тёмный зал, адаптируя глаза к контрасту света и начал своё представление:
- Господа и дамы! – молодой человек улыбнулся и поклонился народу. Гости прекратили свои разговоры и повернулись в сторону нового развлечения. Кое-где ещё слышался шёпот отдельных пар, но барда это не отвлекало. Юноша затрепетал и глубоко вздохнул. Казалось, что он счастлив. Коснувшись тонкими пальцами лиры, он начал петь по слогам, тихо, но чётко и мелодично:

«Я помню далёкие годы,
Мёртвой, ушедшей эпохи,
Воспоминаний почти уже нет,
Я соберу её жалкие крохи»

Молодой человек пел в течении часа, используя в своих песнях всегда одну и ту же тенденцию, один и тот же оборот. Три гармоничных предложения, которые приятны слуху и идеальны по рифме, а среди них, будто бы маленький скамп, всегда затёсывалась уродливая и маленькая строчка, которая будто бы не вязалась в общую систему повествования. Голос барда был удивительно красив, а его умение играть на музыкальных инструментах было превыше всяких похвал, но стихи, в чём-то, хромали. Все предыдущие певцы и стихоплёты долго трудились над своими текстами – это было слышно каждому. Обороты их многозначительных рифм и красноречивых намёков заставляли краснеть иных посетительниц, а кое-кто из знати узнавал в стишках себя. Мужчины подкручивали усы и посмеивались, почти жалея, что не могут наказать языкастого рифмоплёта, но каждый барды так быстро прыгали со знаменитости на знаменитость, что никто не уходил обиженным. Стихи же последнего юноши оказались во многом необычны. Он будто бы не пел для зрительских симпатий или же ради общего развлечения толпы. Он пел для определённых людей. Бард отыскивал взглядом, во тьме, данмеров и, улыбаясь, поворачивался к ним. Каждому досталось по песне. Каждая была едкая, ядовитая и ироничная. Несмотря на маску и мешковатую, шароварную одежду, зрители всё равно могли видеть обнажённую жёлтую кожу рук. Было очевидно, что мужчинам и женщинам пел очередной альтмер расист. Его, наверняка, выгнали бы со сцены, если бы голос не оказался бы столь красивым, а талант игры на лютне не был бы так очевиден.
Сначала бард начал с задорной и весёлой, быстрой «Боги правят дураками»:

«На востоке, за морями,
За высокими лесами,
Боги правят дураками
Сотни, сотни лет.»

Песня была воспринята с радостью – до тех пор, пока речь шла не об их обожаемом Талосе, норды относились ко всевозможным верованиям весьма скептически. К тому же, несмотря на все возможные союзы, они не питали к данмерам особой любви. Весёлая песня шла в течении десяти минут и изрядно раззадорила гостей. Следующая баллада была, напротив, медленная и твёрдая. Бард будто бы выплёвывал каждое слово по слогам и наполнял его желчью:

«Но по данмерским улицам мёртвых градов,
Мы можем слышать тихие вопли,
Они отрицают ложных богов,
Они мажут по стенам слёзы и сопли»

Норды восприняли эту песню с меньшим энтузиазмом. Возможно потому, что они плохо разбираются во внутренних делах Ввандерфелла. Зато, напротив, на иные расы она взыграла с интересным эффектом. Кто-то из альтмеров зло захохотал, орки весело захрюкали, а один данмер сжал кулаки и тихо зарычал. В сатире речь шла о невзгодах данмеров и об их глупости в своём вечном противостоянии всему миру. Бард вернулся к весёлому повествованию – следующая песня имела печальное содержание, но пел он её быстро и ревностно:

«Там никогда не бывает зима,
Там пепел тела укрывает так нежно,
Там старики возглавляют Дома,
А молодые спят безмятежно

Там умерла, умерла вся надежда»

Наконец, своё выступление он закончил долгой балладой о Трибунале. О её восходе и падении, о проклятии Азуры и, в особенности, он подчеркнул влияние на всё это Вивека. Он вёл повествование от его лица, пытаясь как-то понять его и то, чем им двигало. Песня была столь долгой, столь подробной и интересной, что даже норды и орки, казалось бы, далёкие от всего этого расы, прониклись душой в историю Морровинда, в трагедию Трибунала, в надежду на возвращение Нереварина.

«Закат вечерней звезды озарил,
Нашу чёрную, чёрную землю,
Я никого, никого не винил,
Мир мой накрылся проклятой тенью.

Я понимаю, Азура права,
Но не могу сдержать свою ярость,
Мои злодеянья не исправят слова,
У меня ничего, ничего не осталось.»

Последнюю песню менестрель пел очень, очень долго – почти полчаса. Закончив её, он глубоко вдохнул морозный воздух и, встав, низко поклонился. После чего так же неспешно покинул сцену, направившись к своему столу, на котором одиноко стояла чаша с недопитым вином. Бал-Гал захлопал, закивал, и немедленно позвал следующего барда, которым оказалась миловидная девушка. Она села на стул, достала лиру и мгновенно пленила слушателей песней о Драконорожденном. Не трудно догадаться, кто получит в стране нордов приз зрительских симпатий.

+1

3

Лин’Кайен успела пожалеть с десяток раз, что остановилась именно в этой, дэйдра ее прокляни, таверне. Называлась-то она как, символично, цинично, с размахом, «Под Вечерней Звездой». И это в ту самую, проклятый трижды месяц, Вечернюю Звезду. Всем нутром чуя неладное, Лиин попросту устала двигаться вдоль Белой реки, и потому свернула к Вайтрану. Останавливаться непосредственно в городе у нее никакого желания не было, а погода как раз налаживалась перед заморозками, и потому решительная данмер позволила себе еще определенное количество миль, чтобы остановиться в той самой, упомянутой выше таверне.
К большому скоплению людей женщина относилась так же скверно, как и к нордскому элю. И ведь надо же, она попала мало того, под праздник, так еще и первое, что она увидела при входе в таверну, так это заказанные ящики этого самого гнусного пойла. Так и не решив, за что наказывают ее Принцы, Лин’Кайен воздержалась от лишней морали, безумно уставшая после брода холодной реки. Оплатив комнату на несколько дней вперед (а никак иначе не получалось, на время этого сумбурного праздника трактирщик сдавал комнату или сразу на четыре дня, или вообще никак), данмер молча смирилась с тем, что станет случайным зрителем празднества. Не то что бы она боялась кучи нордов, просто понимала, что если кто из пьяных северян заприметит длину ее ушей, то непременно, набравшись хмельной смелости, вызовется их укоротить. И увидит Мефала, та кровавая баня будет лишь самообороной. Жестокой, переходящей все рамки разумного, кровавой и чуть-чуть безумной, но, все же, обороной. Лиин было трудно ужиться со всеми, кто не являлся данмером.
Собственно, прибыла она в это заведение за сутки до праздника. Ей был необходим небольшой отдых, последняя стычка с представителем Братства прошла не очень успешно, и несчастную, всеми брошенную, Лиин гнали от самого Фолкрита до Ривервуда, где эльфийке удалось сбить преследователя со следа. Разорванное кинжалом убийцы плечо было малой ценой – Лиин застали врасплох, и в отличие от некоторых других убийц из Братства, этот не был нелепым олухом и оказался хорошим противником. И даже слишком, парень так удачно устроил засаду, что все навыки следопыта оказались полностью слепы перед ним. Женщина, будучи не глупой, понимала, что спасаться придется строго бегством. Только вот, пока женщина добиралась уже по Белой реке на север, рана не просто вновь раскрылась, так и очень убедительно дала понять, что кинжал был отравлен. Времени, чтобы готовить противоядие, у Лиин не было, и ей еще повезло, что она оказалась у водоема. Травяной стручок рос здесь обильно, и Лиин хоть сколько-то задержала распространение яда, и вот, уже добравшись, совсем ослабшая, до «Вечерней Звезды», она всерьез принялась за собственное лечение. И если бы не такая рана, она бы ни за что не осталась на праздник.
Однако первая ночь торжества приближалась, а Лин’Кайен по-прежнему чувствовала странную слабость, разливающуюся вместе с кровью по руке. Яд уже ушел, но мышцам легче становилось слишком медленно. То ли убийца из Братства был очень хорош, то ли его алхимик, то ли сама женщина теряла хватку. В любом случае, ей было тошно от того, что ее застали врасплох и загнали через половину Скайрима в самое шумное и излишне веселое местечко с дурным названием. Весь день перед праздником Лин’Кайен не покидала своей комнаты – такое отравление могло уйти только благодаря настойке, содержащей в себе не только хитин и кое-что из трав, но и определенное количества праха вампира. Такими алхимическими ингредиентами лишний раз светить нельзя. Женщина радовалась одному, основа под противоядие у нее была готова (практичность любого воспитанника Мораг Тонг, ну, или просто паранойя), поэтому ей не потребовался перегонный куб и прочее массивное и редкое оборудование. Только огонь, но прогреть склянку можно и на очаге.
К ночи начались вульгарные песнопения. Лин’Кайен не могла не подметить, что даже в балморском доме красных фонарей пели куда как приличнее, чем добрая половина местных бардов. Даже здесь, наверху, в комнате их завывания слышались таким противным скрипом и лязгом, что женщине хотелось прокрасться на балкон вместе со своим луком, и попросту избавить от мучений десяток ни в чем не повинных пар ушей. С каждой новой песней, с каждым новым актом насилия над лютней или лирой, желание это не просто усилилось, а наполнилось мельчайшими подробностями воздаяния и расплаты. И только она уже вздумала спуститься вниз, и даже вышла на балкон, возвышавшийся над общим залом таверны, как ироничный смех внезапно сменился тишиной. В этой тишине, помимо залаженной новым бардом песни, слышался шепот, немного напуганный, смущенный, где-то даже обиженный. Эльфийка заставила себя вслушаться в слова, приглядеться к тому, кто сейчас выступал. И с каждой новой строкой сердце данмера стучало все быстрее и быстрее, словно новая порция яда вскипала вместе с ее кровью. С привычной тактичностью и аккуратностью разведчика эльфийка проникла в главный зал, устроившись под деревянным сводом, сокрытая тенью – в эту часть зала костер не дотягивался жаром и светом, лишь скромные искорки порою плясали на длинном и плотном плаще Лин’Кайен.
А она тем временем оказалась свидетелем такого публичного унижения своих собратьев. Не сказать, чтобы к кому-то из этих незнакомых данмеров она питала симпатию, но позволить еще более незнакомому дешевому горе-барду осквернять своими лживыми устами не просто историю, а само наследие культуры темных эльфов… Нет, такого эльфийка позволить не могла. И только раненное плечо удерживало ее руку от привычного движения в сторону колчана. Колчана, к сожалению, как и лука, у нее с собой не было: служанки, таки заприметив, как одна из их постояльцев выходит из комнаты при полном вооружении, запищали, залепетали и слишком сильно настаивали на том, чтобы во время праздника не было никаких драк и убийств. Правила есть правила, а с ними Лиин спорить не привыкла. Только верный кинжал прятался в футляре под плащом, спрятанный от лишних глаз.
Сейчас ее больше волновало то, что светлейшая голова напрочь отказывалась смириться с тем, что этот выскочка просто сойдет со сцены. Живым. Невредимым. Паршиво, паршиво, нелепо. Красные глаза забегали по залу, что-то выискивая. Ага, вон там можно подбить угловую колону, и тогда часть балок со второго этажа рухнет прямиком на самодельную сцену. Стоп-стоп-стоп, нет, никаких незаконных и несправедливых убийств. Приходилось отчаянно сражаться с желанием придушить этого несчастного, что осмелился своим грязным языком коснуться до историй и сказаний, которые ему невдомек. Ах, да как он смеет! Женщина злилась, и только гордость за то, кто есть она сама, позволяла ей держать себя в руках. Лин’Кайен усмехнулась, и даже громче, чем думала. Каждое слово этого альтмера ударяли по ее ушам, следом, в такт сердцебиению, просыпались все старые раны, обрушившиеся на разум и тело Лиин так, словно она вновь стояла под пепельным дождем. Слова обжигали. Да уж, давно данмер не ощущала такой боли от слов. Пожалуй, в последний раз такое было на Морроувинде. И вот опять, воспоминания. Ну уж нет, этот альтмер слишком сильно ворошит прошлое, которое не имеет к нему никакого отношения. Да что он знает об этих страшных сказках темных, проклятых земель?!
Ничего. Вот именно, ничего. Это просто невежа, который пытается потешить себя, свои жалкие попытки слагать древние легенды, свои неумелые попытки петь. Именно так, не иначе. Успокоиться и втянуть жаркий, тяжелый воздух, наполненный запахом меда и вина. Ох, мед на травах. Не шейн или суджамма, конечно, но тоже пойдет.
Женщина пробиралась к столу с горячительными напитками, когда до ее ушей донеслись последние строки песни. Бард пел долго, затянуто, даже занудно порою, и отчасти это спасало ситуацию – Лиин скучала, и потому время от времени переставала замечать, о чем поет этот эльф. Но сейчас, когда зазвучали последние ноты, столь громкие, и не менее лицемерные, Лиин внезапно почудилось, словно ее раздели до гола, выставили перед всякими не-данмерами и, более того, вылили ей на голову ведро холодной воды. Такой позор. Он посмел унизить все остатки данмерского величия, так теперь еще смеет своим поганым языком проводить сравнение. И, о, Великие Нити, упомянул имя Создательницы, Матери! Уж это было пущим оскорблением, не в сравнение всем предыдущим. Вот уже никто, даже сам Мефала, не смог бы остановить тот порыв злости, который прошелся разрядом молнии по телу женщины. Она залпом осушила стакан чего-то крепкого, томно пахнущего и, аккуратно проскальзывая между людьми, направилась к одному-единственному, заветному столику, где сейчас одиноко простаивало недопитое вино.
Совратить и вонзить кинжал в горло? Просто отравить? Пригласить на романтичную прогулку и переломить шею? С десяток различных сюжетов проскальзывало в голове Лин’Кайен, пока она, все так же в тени, поджидала, что бард окончательно усядется и расслабится.  А пока что следовало позаботиться о своем внешнем виде. Пришлось откинуть капюшон, во-первых, для того, чтобы полностью спрятать плечо – повязка пробивалась даже сквозь льняную рубаху. Ну а во-вторых, едва ли кто-то почувствует себя комфортно в случайной беседе мало того, что с данмером-в-черном, так еще и скрывающим свое лицо.
- Вот уж не подумала бы, что альтмеры могут быть сведущи в мифах и легендах, не столь прекрасных, добрых и волшебных, как их собственные, - Лиин обошла столик и мягко уселась на свободное место, ближе к стене.
Тон ее был мягким и тихим, даже намеренно приглушенным, словно женщина старалась, чтобы слова ее ни в коем случае не отдавались даже слабейшим отзвуком эха. Да, она искренне пыталась сделать так, чтобы слова были направлены ровно одной паре ушей. Даже сейчас спину она держала прямо, безоговорочно приструнив себя, не обращая внимания на то, что плечо ее ныло и жгло. Светлые волосы, длинные, слишком яркие на фоне темно-агатового лица, были собраны в толстую косу, только вот некоторые пряди уже выбились и свободно падали на лицо, как кстати прикрывая тот огонек в алых глазах, что недобрые языки называли «коварным отблеском Красной Горы».

+1

4

Она была необычна. Во-первых, тем, что не носила маску. Таверна и её знаменитое празднество славилась именно своей анонимностью, потому каждый гость желал побыть именно в этой общей атмосфере тайны. Ей было наплевать на неё. Она сама была, в чём-то, тайной.
Во-вторых, она была необычна тем, что сохранила трезвость. В этой жаркой гостиной, полной пьяных мужчин и женщин никто не остался в чистом сознании, но барду казалось, что её она ничего не пила. А если пила, то мало. Третье, что было в ней особенно, это её походка. По ней можно было догадаться о многом: о том, что она воин, о том, что она не находилась в состоянии никакого мешающего ей аффекта и о том, что она на удивление ловка. Данмерка скользила между столов ловко и быстро, подобно кошке, в то время как прочие норды иной раз и повернуться на стуле не могли не упав. Бард жадно провожал её движения взглядом. Вивеку было почти всё равно, убийца она или же куртизанка, маг или работорговец – он смотрел на её бёдра и грудь. Каждое её движение было полно скрытой грации тайны, а каждый шаг, в глазах молодого человека, пылал сексуальностью. Глупости, конечно – но с возрастом меняются представления о красоте. Молодым людям важна сперва красота тела, а духовность лишь оттеняет её, дополняя. Мудрость расставляет обратные приоритеты – то, что она была необычна, делало её тело сексуальным, а не наоборот. Конечно, сегодня она никого не пыталась соблазнить, это было видно - иначе оделась бы иначе, но её движения в чём-то завораживали Вивека. Подобному он уже давно не являлся свидетелем – с того самого дня, как покинул свой город. Лишь в его граде были люди с таким языком тела. Наверное, только Тёмное Братство или Мораг Тонг могли позволить себе такие плавные, бесшумные шаги, такую сдержанность в эмоциях. Молодой человек вздохнул и задумался, погружаясь в воспоминания. Он встречался с представителем Тёмного Братства лишь дважды, но никогда не препятствовал их работе. Мораг Тонг же Вивек видел почти каждый день, безошибочно узнавая их на улицах города, но так же бездействуя. На всё были причины.
Девушка плавно села на свободный стул напротив юноши и он окончательно определился: Тёмное Братство. Мораг Тонг не существовало уже много лет. Вивек был уничтожен, Морровинд лежал в руинах, а братство убийц навсегда кануло в историю. Как и многие другие детища данмеров.
– О, поклонница моего пения! – юноша откинулся на спинку своего стула и наивно заулыбался, радуясь возможности поговорить. В последние минуты его выступления недалеко от сцены одна из служанок распахнула окно и впустила свежий, морозный воздух. Он подействовал на молодого человека подобно вытрезвителю – Скайрим явно не жаловал иностранных бардов. Назад, за своё место, псевдо-альтмер сел уже без того счастливого опьянения, который выбросил его на сцену час назад. Сейчас, вновь окунувшись в вялое болото винных ароматов, да пряных благовоний, молодой мужчина пожелал поскорее вернуть себе своё фальшивое счастливое состояние. Глубоко вдохнув сквозь маску запах вина, юноша пригубил его и продолжил, надвинувшись вперёд:
– Я жил какое-то время в Морровинде. Удивительный край, вне всяких сомнений! Гигантские грибы, величественные нетчи, огромные медузы плавающие прямо в воздухе! Ах, я уж не говорю о вычурности иных домов Тельвани или, скажем, о Призрачном пределе. Сейчас, конечно, увы, уже выключенном. А вы видели Альд’рун? Представляете, люди могут жить внутри этих штук! И они зовут их домами! – молодой человек засмеялся чистым, светлым смехом и, внезапно нахмурившись, добавил:
– Конечно, это не может сравниться с моей родиной. Моим краем надежд и мечтаний.
Юноша не видел ничего худого в том, чтобы поговорить с членом Тёмного Братства. Действительно, почему нет? Смерти Вивек боялся, как и все другие люди. Точный и стремительный полёт острого кинжала мог прервать жизнь любого, даже бога, но что-то заставляло мужчину не боятся, а, напротив, страстно желать этого разговора. Возможно, он не беспокоился потому, что молчало его чувство предвидения, а может потому, что во время его выступления девушка что-то подмешала в вино.
– Кстати, смею вас заверить, в моих песнях не было места легендам и мифам. Всё, что я пел, чистая правда.
Последнее было сказано почти с вызовом, учитывая то, как он едко и ядовито говорил о данмерах.

0

5

Женщина сухо усмехнулась. Ага, правда, ну конечно. В ее понимании весь остальной, отдельный от Морроувинда, мир абсолютно не понимал и даже не представлял, как на самом деле развивались легендарные события на острове пепла. Да даже не любой данмер мог бы похвастаться тем, что знал истинную легенду, а не сочиненную как-нибудь магом, чтобы скрыть подробности каких-то политических интриг. Тихо поражаясь тому, как заносчивы и высокомерны бывают альтмерские мужи, Лиин медленно развернула лицо к сцене, бросая пустой, ничего не обозначающий, взгляд на того, что выступал сейчас. В этот момент легкий огонек от свечек пробежался, словно шлейфом, по лицу данмера, подчеркивая все ее глубокие и старые шрамы, иссекающие щеки, лоб, губы и скулы.
- То, что вы могли прочитать в своих книгах, не имеет ничего общего с тем, что передается среди наших домов. И уж подавно не сравнимы с тем, что было на самом деле.
На вызов принято отвечать вызовом, если не защитным, то хотя бы опережающим. И даже если в песне эльфа Лин’Кайен не приметила никаких особых разногласий с тем, что знала она, ей все равно хотелось указать мужчине, где находится место его жалких сказок. Мораг Тонг, в любое время, так или иначе влияли или содействовали на многие важные события Морроувинда, а уж педантичные хранители гильдии записывали и сохраняли в скрытых архивах то, что не всегда передавалось в сложенных позже легендах. Гильдия всегда стремилась к правде. К корням. Сейчас, конечно, многие из этих архивов были уничтожены, потеряны, разорены, но даже сама Лиин прикасалась к некоторым томам истинных сказаний и преданий, сохранявших историю более достоверно. Но, увы, лишь часть ее.
- Я родилась и выросла в Морроувинде, принимая и его, и себя такими, какие мы есть. Быть же проезжим на тех землях сродни легкой экскурсии по Имперскому городу: вы могли видеть рынок, но никогда не запомните направлений всех узких улочек, которые на самом деле определяют жизнь города.
Сравнение подобралось быстро, и, что главное, по личному опыту. Несмотря на то, что Мораг Тонг в большей своей части обитал в Морроувинде, контракты их распространялись по всему Тамриэлю. Один из самых опасных и сложных для Лиин как раз и привел ее в упомянутую столицу Сиродиила. Женщина как сейчас помнила, что помимо приятных и темных переулков, в городе были великолепные боковые аллеи и туннели под районами. Не удивительно, что Темное Братство так самоуверенно – их территория словно заранее подготовлена для убийств. Про Морроувинд такого не скажешь.
- Это забавно, - Лин’Кайен вновь обернулась к барду, - вы, альтмеры, так праздны и высокомерны в своих словах, а от своих мимолетных взглядов делаете такие поспешные, но громкие выводы. Но на деле не знаете сути того, о чем говорите. Так поверхностно. И стоили ли эти песни того, что вы, дражайший, вполне могли разгневать наших Принцев-Богов своими строчками?
В этом Лин’Кайен не сомневалась – Дэйдра очень и очень скверно относились к тому, когда их упоминали в непристойном и недостойном для них контексте. И уж песенки со стороны какого-то самоуверенно язычника, который мнит, что знает все лучше всех, наверняка не придутся по вкусу Азуре. И Лиин, например, совсем не удивится, если бард обнаружит в своей постели когда-нибудь дохлого скампа. И это в том случае, если у Дэйдра будет хорошее настроение. В такой момент Лиин даже жалела, что бард не произносил имен двух других Принцев, тогда бы она, как член Гильдии, была обязана перерезать мужчине горло. Именно обязана, ведь не могут быть прощены те, кто оскорбил имена Мефалы или Сангвина. Таким нахалам приходилось спать с открытыми глазами, многие язычники, приходившие в Морроувинд со своими проповедями, жалели о своих словах, потому что знали, Мораг Тонг все слышит. Мораг Тонг не прощает.
Но те времена прошли. Мораг Тонг многого уже не слышал, на многое закрывал глаза, а теперь и вовсе был развеян по миру. И только лишь собственные понятия верности и чести позволяли Лиин так прямо упрекать эльфа в клевете и самодурстве. В любом другом, хоть сколько-нибудь вежливом, обществе такие выпады нашли бы дурным тоном, но прямота, порой даже излишняя, никогда не покидала женщины.

0

6

Чем дольше ты живёшь, тем сложнее тебе судить о мире и о его устроении. Возможно потому, что в какой-то момент ты перестаёшь ему принадлежать. Твоё сознание расширяется и охватывает более глубокие области – ты познаёшь теологию, науки и философию, но во многом теряешь контакт с окружающими. Так, например, Вивеку было всегда неловко говорить со старухами. Он видел в них мудрых и пожилых женщин, но понимал, что и в уровне, и в возрасте он их превосходит. Тоже самое чувствовали они, склоняясь перед ним –для успешных политиков и магов, кланяться перед юношей было унижение. Во многом, именно по этому Вивек не покидал своего Храма, предпочитая проводить время в одиночестве, предаваясь своим видениям и медитации. Чем дольше ты живёшь, тем большая пропасть возникает между тобой, бессмертным существом и простыми людьми. У тебя, по определению, не может быть друзей. А если ты и проведёшь с кем-то подобную линию, будь готов её прервать по естественным обстоятельствам. Ведь твой друг когда-нибудь умрёт. Рано или поздно. Тоже самое произойдёт с детьми, с любимыми. Были, конечно, способы убрать это одиночество, смягчить его. Фир клонировал себя, делая своих полу-детей противоположного пола своими жёнами, тем самым занимаясь сексом со своими дочерьми. А, и был фанатичным коллекционером: имел огромную коллекцию даэдрических артефактов, заполучил несколько десятков больных корпусом людей для своих безумных экспериментов, даже держал в подвале последнего двемера.
Сота Сил создавал роботов и вдыхал в них жизнь, увлечённо изучая технологии в своём пустом, механическом городе. Альмалексия провозгласила себя богиней Морнхольда, столицы Морровинда, окружила себя мускулистыми красавцами в сияющих доспехах и трахала всё, что движется.
Вивеку повезло чуть меньше – он всегда уважал человеческую волю и прислушивался к желаниям своего народа. Он не мог заставлять людей говорить с собой или поклоняться себе – культ был возведён уже позже, кимер на нём не настаивал. В итоге, даже покинув Ввандерфелл бард практически ни с кем не общался. Он пел и играл, путешествовал и наслаждался жизнью, но социальные стороны его жизни так и оставались откровенно пустыми.
Сегодняшняя ночь была приятным разнообразием этой нехорошей тенденции. Девушка говорила – серьёзно, уверенно, властно. Вивек улыбался, глядя на то, как ему давали отпор. Данмерка явно была националисткой. Возможно, даже религиозной фанаткой. Мужчина заворожено рассматривал её шрамы. В какой-то момент он начал забывать, как выглядят вблизи живые люди. Ему хотелось прикоснуться к ней, почувствовать, материальна ли она, а не очередное его безумное видение.
- Ууу… Родилась в Морровинде! Морнхольд, наверное. Потому что тебе, скорее всего, не больше пятидесяти. Шестидесяти. Может, семидесяти. А значит, Ввандерфелла, нормальным, ты уже не видела – сто лет с Кризиса Обливиона, Вивек уже ушёл, возможно даже, что даже Луна уже упала. – мужчина шептал это себе, улыбаясь, и продолжал кивать, внимательно слушая девушку. Однако в какой-то момент что-то пошло не так. Последние слова девушки заставили Вивека сжать зубы и с гневом задохнуться. Вивек резко повёл рукой, окружая их столик посторонним звуком, а так же накладывая на себя заклинание Шестой Преграды – божественной защиты.
- Ты… не смеешь… называть этих чудовищ, лгунов и уродов, богами – молодой человек выдохнул это, чётко произнося каждое слово. На последнем слоге он осёкся и попытался успокоится:
- У нас не равный разговор. Это надо исправить – мужчина развязал лямки и положил на стол ту уродливую маску, которую носил весь вечер. На данмерку теперь открыто смотрел симпатичный мер, с золотистой кожей и прямыми чертами лица. На его лице проступила неуверенная, но несколько покровительственная улыбка:
- Мне плевать на даэдра. Я не боюсь их. Фактически, я даже за богов их не считаю. Но относительно тебя... я всё понимаю. Твои слова происходят из невежества. Твои знания о Трибунале… или даэдра, малы. Ты не способна провести конструктивную критику моих слов. Или песен.

0

7

Колдовство. Лиин любила магию в том виде, в котором преподносили их Дэйдра. В чистом, не искаженном смертными пороками, в разрушительной чистоте изначальных решений и проблем. В той волне мощи, которая не обременяется желанием овладеть этой самой волной. В не меньшей мере завлекали книги о магии, которые пытались каким-то заумным языком объяснить природу чуда. Чудо, именно что, и не меньшее чудо, что смертные овладевали им. И вот, снова напыщенный колдун. Возможно, его колдовство несколько сильнее, чем у многих, кого видела до этого данмер.
- Нет, смею. Истинных, существующих, предельных в своей правде, - женщина почти что гордо вскинула голову, - Тех, кто направляет нас. Тех, кто защищает нас. Тех, что учат нас и наказывает за ошибки. И тех…
Лин’Кайен остановилась ровно на момент. Но это была не просто секунда молчания, или пауза, созданная для какого-то драматизма, нет. Это был необходимый короткий, но в то же время бесконечный, момент времени. Необходимый для того, чтобы заставить не только саму себя придать этим словам уверенности, а просто осуществить их, материализовать своим голосом, низким и тихим. Пауза, воссозданная для того, чтобы в темно-алых глазах зажегся тот огонь, что давным-давно потух под снегами Скайрима. Она не просто верила в то, что произносила вслух. Лиин знала – она права. Они жила с этим не один десяток лет, только благодаря своей вере вынуждая сердце биться всякий раз, когда другие сдавались и падали замертво. И ни один, даже сильнейший, маг не сможет переубедить ее. Дэйдра были не просто Богами, в отличие от пантеона других религий, Принцы говорили со своими слугами и на самом деле их учили, и только невежи считали, что взывание к Дэйдра являлось простым ритуалом или оргией. Конечно, среди поклоняющимся Дэйдра находились те, кто портил весь момент призыва вульгарными деталями, но те не были данмерами по большей части. Ну, или просто позорили сплоченное семейство тех, для кого звезды значат больше, чем для остальных.
-…тех, кто направляет наши клинки, стрелы и заклинания.
Да, то было правдой. Те, кто обращались к Дэйдра, получали действительно хорошее преимущество. Призванное оружие, хоть и относили к другой школе магии, так или иначе было подарком именно Даэдрических Планов. Как и, например, многие существа, которые приходили на выручку магам. Но для Лин’Кайен эта фраза звучала несколько иначе, чем ее могли понять. Каждое убийство, которое совершала она, было предначертано, предсказано Мефалой, подстроено им, а каждый удар, каждый выстрел, к которому прибегала Лиин, все это было лишь волей Сангвина, пока Гирцин скрывал ее в тенях, позволяя примерить шкуру настоящего хищника. Конечно, это звучит словно мотивирующая сказка для фанатиков, но Лин’Кайен точно знала, что это не так. Всем своим сейчас трепещущим сердцем она вновь чувствовала тот жар, которым сопровождался каждый момент истины. Когда тебя бросает в дрожь, знобит, но руки твои не трясутся, лишь чувства все обостряются, разум чуть мутнеет, но глаза видят дальше и больше. Расширенное сознание, случившееся от признания того, что руки твои есть воля Дэйдра, одновременно являлось и даром, и проклятьем. Каждый член Мораг Тонг признавал обе сущности своих господ.
Собеседник же ее тем временем срывал все маски и обманы, но не с окружающего мира, а с самого себя. Лиин никогда прежде не видела таких эльфов. Он был похож на альтмера, но женщина поклялась бы, он им не был. Другие черты, другие ноты, другая музыка. И даже голос, нет, совершенно другой. Или же это просто колдовство? Маги зачастую отказывались от своих истинных личин, приукрашивая свой внешний вид. Очень часто у таких колдунов были все комплексы и проблемы налицо. Но не сейчас. Лин’Кайен даже и не знала, верить своим глазами, или закрыть их, чтобы позволить более глубоким чувствам определить природу существа перед собой.
- И тех, кто не бросил нас и сейчас, - стальные ноты звучали в ее голосе.
Не важно, говорила ли она обо всех данмерах, или только о Мораг Тонг. Но каждый новый закат, каждый новый рассвет, каждый новый день только одной Азуре Лиин была бесконечно благодарна за то, что просыпается живой, без кинжала убийц из Братства в сердце. В таком случае она не проснулась бы более.
- Ты никогда не поймешь этого, эльф. Наши слова и наша вера столь материальны лишь потому, что они одни спасали нас все это время. Иначе бы не воспринимали мы ее так близко. Ты говоришь о событиях, старых или новых, но не знаешь, о чем толкуешь. Луна разрушила храм лжебога. Лжебог ушел. И это лучшее, что он мог сделать. Красная Гора разгневалась на остров за то, что долго, слишком долго данмеры прятались от того, кто они есть. Но нет среди них героя, кто смог бы выслужить прощения. Каждый из нас повинен в том, что случилось. И в том, что пали Дома. И в том, что Нереварин ушел. И в том, что пепел вновь перечеркнул нам небо. Но все те, кто обещался помогать данмерам, все эти лжебоги, Трибунал, Империя, Гильдии, словом, все… Все отвернулись от Морроувинда, когда он, казалось бы, вздыхал последний раз. Но Дэйдра – нет. Они все еще рядом с нами. Мы все еще видим Луну. Мы все еще видим Звезды. И глаза наши все еще налиты проклятой кровью. Ты никогда не поймешь этого, ведь твое наследие и прошлое чисты, верно? Согласись, тебе ведь не по силам будет проклятье свою и слабость сотворить в свою гордость, в свою тайную силу. Но мы можем это. Мы живем этим.
Лин’Кайен смолкла и все же позволила себе наконец прикрыть глаза, ладонью скрывая половину лица. Вот так вот. Ее слова верны и чисты. Ее вера и руки непоколебимы. Она никогда не предаст себя. Что о такой преданности знают светлокожие лицемеры? Воля крепка, разум чист. Да, колдовство явно меняло не только внешность эльфа, но и саму таверну, но не стоит, нет, определенно не стоит, поддаваться этим фокусам. Подыграть, может, но не признавать их.

0

8

Диалог развивался интересно. Молодой человек внимательно слушал своего собеседника, иногда поощрительно кивая, иногда снисходительно улыбаясь, но не перебивая и не вставляя своё слово. Раз он даже поднял руку, знаком приказывая служанке принести еду за стол, но ни разу его глаза не оторвались от данмерки. Казалось, будто бы он пытается понять её. Но как только она закончила что-то изменилось.
– Даэдры… спасали? Лжебог?.. – светлый эльф покачал головой. Его глаза были широко распахнуты, он уставился на девушку, явно не веря своим ушам. Услышанное столь шокировало его, что он не шевелился почти минуту, прежде чем продолжил:
– Вас обманули – юноша прошептал это с такой болью, что нельзя было не понять, что эта тема ему близка и дорога. Он шептал эти слова несколько раз, повторяя их вновь и вновь, пока потерянная отчуждённость не сменилась яростью. Он будто бы разом открыл некие внутренние шлюзы, которые сдерживали его эмоции и выпустил всё на свободу. На его чистом лице ясно выступили скулы, мужчина будто бы ощетинился. Глаза наполнились злобой, ненавистью и обидой. Он говорил с силой, выдавливая из себя каждое слово  – Мы все были обмануты. Знаю я вас, молодых. Знаю, кому вы поклоняетесь в своём глупом невежестве. Вы наивно считаете, что даэдра как-то помогают вам. Как-то покровительствуют. Как ты выразилась, «спасают вас». Мефала, Азура, Сангвин и другие уродцы в этом цирке служат вам богами. Девчонка, знай - ваши боги лгуны.

Последнее Вивек произнёс медленно, будто бы бросая вызов.

– Азура говорила, что когда придёт Нереварин, всё изменится. «Нечестивый Трибунал будет наказан, мор побеждён, мир наступит на наших землях, а счастливый конец будет ожидать каждого данмера.» Это была ложь. Ты понимаешь, нам лгали наши боги! Мы поклонялись даэдра тысячи лет. Мы возводили храмы Азуре, Шигорату и Молаг Балу, а что получили? Кризис Обливиона! Врата раскрывались на острове Ввандерфелла так же, как и на других провинциях. Ты, наверняка, не была ещё тогда, девочка. Не родилась ещё… Ты не видела того ужаса, который воцарился на наших землях. Мы ждали этого Кризиса. Мы молились о нём, мы вопрошали его! Мы грезили об Обливионе тысячи лет. Мы вышли навстречу нашим богам, подползли на коленях, а они подняли на нас своё оружие! Даэдра устроили кровавую бойню из того, что некогда являлось их почитателями. Я видел своими глазами то, как наши боги резали нас и убивали. Я находился в храме тогда, медитировал – и меня захлестнули видения. Я смотрел глазами каждого данмера в эти минуты, я чувствовал их боль, я переживал с ними их смерть снова, и снова, и снова! Я моментально вылетел на помощь, помчавшись на запад, но спасти всех было невозможно. Вам не говорят об этом ваши родители, ваши предки, ваши священники. Они рассказывают вам, молодым, о таинственности силы Даэдра. Об их дуализме характере. О то, что они якобы злые ко всем, но при этом хорошие к тем, кто их почитают. Ложь, девочка. Всё ложь.
Ты не видела Альд’рун после атаки. От города практически ничего не осталось – его сравняли с землёй. Как и все деревни и города Западного Побережья. Небеса почернели и раскололись, земля была в кроваво-красных прожилках, а вдоль дорог бесконечной вереницей стояли кресты и пики, на которых висели мои подданные! – Вивек сорвался на крик. Уж очень яркой была картина пред его глазами.
– Клянусь, они поплатились! Я врывался в их армии, в их легионы, вминая в землю сотни их нечестивых магов за раз. Я хватал каменные Врата и сокрушал их голыми руками! Я влетал внутрь самого Обливиона и поднимал лаву их бесконечных морей, затапливая острова Чёрных Башен. Я парил над покрытой кровью землёй моей стонавшей родины и сминал каменные кольца движением рук. Даэдра обещали нам счастье. Хех… Мы все дураки. Тогда я впервые подумал, что Альмалексия была права.
Вивек выдохнул и, рухнул на свой стул, схватившись за волосы. Мужчина склонился над бокалом, заворожено глядя на его красное дно. Ярость ушла, на её место пришла горечь и усталость.

0

9

- Ты безумен. Мне нет толку говорить и объяснять что-то тому, кто думает, что прожил тысячи лет, что ведал прошедшее. Ты болен. И более я не желаю тебя зла, как желала пару минут назад. Мне жаль тебя. Прими мое сострадание и позволь оборвать твое ужасное бренное существование.
И говорила она это на полном серьезе. Это часто практиковалось не только у убийц, но даже у Телванни, у данмеров вообще. И если раньше безумию придавали окрас гениальности, то в нынешние времена безумцев клеймили опасными для толпы. Впрочем, сейчас Лиин даже понимала, почему так поступали. Да и сама она предпочла бы быструю смерть, нежели медленное разложение в безвольной панихиде утратившегося сознания.
- Но сначала, позволь, я расскажу тебе все, как было. Забудь о том, что ты ведал. Забудь о том сумасшествии, что заставляет думать тебя так, словно ты был там, множество времени назад. Закрой глаза, и я поведаю тебе то, что мы шепотом передаем друг другу уже не одно поколение.
Руки женщины, тонкие, но грубые, легли на стол так, чтобы оба эльфы их видели. Лиин не собиралась терять контроль над собой лишь потому, что говорила с очередным безумным пророком. В Имперском городе таких много, и большинство предвещает конец света. Но и иметь лишних дел с подобными персонами Лин’Кайен более чем не хотела. Это же надо, благая Азура, возомнить себя… Вивеком? По крайней мере, если забыть о том, что эльф не знал сути, то похоже именно на паранойи с подменной личности. В определенных позициях и в придуманных эльфом же временных рамках он и в самом деле был если не Вивеком, то кем-то из его окружения, свиты, вроде Ординаторов, или еще кем. Но то были лишь фантазии. Галлюцинации. Женщина даже принюхалась, но лунным сахаром не веяло совсем.
- Учитель моего наставника, как и его мастер, хранят истории из века в век, как и я сохраню истину, - данмер говорила тихо и складно, словно готовилась к моменту, когда сможет кому-то тайно поведать секреты, - И те слова, что шепчем мы, обращены к далеким временам, о коих ты вздумал фантазировать. Я расскажу тебе, как было. Как предан был Неревар своей женой, друзьями и народом. Как подданные и близкие ему предали вновь, спустя времен потоки, когда воскреснул он и признан был Азурой. И названный Нереварином продолжил путь, потерянный в проклятии Морроувинда. Ты знаешь эту сказку, но знаешь ли ты, что все друзья, прямые лидеры Первейший из Домов Великих, нарушив клятву, захватив власть на острове, в очередной раз играли с честью Нереварина? Жена его, разделившая ложе с другом, пыталась убить Светлейшего. Другой друг, что совратил его жену как раз, подстрекал речами сладкими, когда Нереварин собою только становился, и мучил помыслами, в своих руках, на свои мотивы и по своей воле. И даже Дагот Ур, злодей тех страниц, говорил, что ждал его, ближайшего и любимого друга. Они все, Трибунал, данмеры, главы, все звали его Другом, Героем, Надеждой, но каждый в итоге тешил самолюбие и свои хитрые планы, оправдываясь верностью. Но не лицемерие ли это? И только Эшлендеры, пусть и были с ним холодны, но действительно ему помогали. И он слышал Азуру. И говорила Азура с ним честно. И признала Леди Нереварина. Только те, кто сохранил, как и я, в своем сердце трепетный звон первых страниц истории Темных, только они не пытались использовать Нереварина в корыстных целях, хоть и помогая ему, просили не малое в ответ. Но то было честной сделкой, не станут же они доверять любому, кто захочет перстень-со-звездой одеть. И вся ирония была лишь в том, что «главные» герои, в золоченых масках, с колдовством до самого неба и титулами, сколько бы ни пытались выкрутиться, лишь себя все дальше жалкими гуарами выставляли. Беспомощными, загнанными в угол своим же враньем.
Женщина взяла паузу. Ей нужен был отдых, передышка, и, если есть такая возможность, глоток вина. Но официантка, как назло, шаталась в другой части зала, поэтому Лиин пришлось воздержаться от того, чтобы промочить горло после столь трепетной речи. Она тяжко вздохнула, понимая, что пытается что-то доказать сумасшедшему. Зато она, как и обещала служанкам, все еще никого не убила. Знали бы эти девицы, как парадоксально это звучит.
- Что же до Дэйдра и Кризиса. И если моя память не так плоха, то, позволь напомнить, то не дети пепла взывали к Мерун Дагону. Лорда призвали те, кому невдомек истинная философия Планов. «Мифический Рассвет» - лишь жалкий культ фанатиков, не понимающих, что значит наша вера. И люди расплатились за свои ошибки, за то, что влезли в высшее знание, недоступное кому-либо еще. Они, как и ты, верили в то, что делали, но не знали и сами, во что же верят. И что же, как не тот самый Кризис подтверждает то, что Дэйдра милосердны к тем, кто верит, и жестоки с теми, кто им вредит? О, да, Луна обрушилась на Вивек! И в этом смысл виден. Когда лжебог наигрался в свое величие, когда его пузырь язв и желчи был наполнен, он просто сбежал. Конечно, ведь данмеры перестали его боготворить, а он, не понявший, в чем суть бессмертия и могущества, ушел. Сбежал! В те дни, когда Морроувинд так нуждался в ком-то могущественном. И Нереварин ушел. Из-за многолетнего театра лживых масок, что разыграл Трибунал, Морроувинд лишился своего оплота, и потому проиграл. Самому себе проиграл. Мне невдомек, чем руководствовался этот половинный эльф, когда покидал свой пост. Смеется надо мною люд, не верит, что я – есть я, но мне плевать, я делаю, что должно. А Вивек же, видать, лишь на признание работал. Но что елозить? Нет и нет, и даже лучше, что пропал двуликий. Возможно, Морроувинд сейчас вздохнет спокойно, вернет, что было распродано тем Трибуналом. Остров заслужил чистое небо над головами. А все же разрушения самого града, что Вивеком зовется, то тоже знак. Как зло под корень изжигают, то Морроувинд и начал защищаться. Храни его Азура.
А теперь подумай, мой безумный недруг, уж нужно ли тебе так страстно защищать такую ложь? Подумай сам, в моих легендах есть лишь прямота, ведь не было причин моим хозяевам скрывать несправедливость – не приняли они других сторон, что шли во вред бы Морроувинду.

0

10

Вивек закрыл глаза. Отчего-то он чувствовал себя плохо. В глазах всё плыло – душный, плотный воздух трактира не давал ему дышать. Он мутными глазами смотрел на свой кубок и, казалось, ехал куда-то в бок. Большим усилием воли он заставил себя выпрямится и сосредоточиться на словах своего собеседника. Ему был очень интересен этот разговор, но он поднимал из глубин памяти воспоминания, которым лучше всего было оставить там похороненными. Тени любимых людей стояли над ним, а их яркие глаза пронзали его душу. Они тянули к Вивеку свои руки, что-то осуждающие шепча. Мужчина выделял в словах данмерки отдельные предложения и отвечал на них:
– Мехруна Дагона не просто вызвал Мифический Рассвет. Всё произошло как раз наоборот – он воспользовался тем, что династия Септимов была прервана, и использовал Рассвет для этих целей, отдавая им приказания. Тоже самое он делал с данмерами. Ты не жила в Ввандерфелле, ты не видела эти бесконечные туннели под островом. Эти вечные катакомбы, в которых сотни  фанатичных данмеров молились огромным статуям Дагона. Они погибли первыми от рук своих обожаемых даэдра, когда случился прорыв. Ты же не будешь настаивать на том, что Дагон не нарушал Великий Договор? Что не пошатнул само существование нашего плана своим вторжением? Что не стирал с лица землю добрую часть Морровинда, которая его почитала? Конечно не будешь, ты же умная девочка… – молодой человек кивнул, всё ещё чувствуя себя немного нехорошо. То, что он увёл тему немного в сторону, казалось, улучшило его самочувствие, но, к сожалению, необходимо было вернуть её в прежнее русло.
– Я думал, что ты из Тёмного Братства. Очевидно то, что я ошибался. Не вижу причинам Тёмному Братству хранить древнюю историю. Тем более Морровинда и Нереварина. Ты из Мораг Тонг. Кто бы мог подумать… – мужчина продолжал улыбаться и с интересом рассматривал девушку, ещё больше дивясь этой встречи. В неизвестном трактире на границе мира встретились два реликта, две истории – последние следы ушедших эпох. Девушка осуждала Вивека – на это юноша ответил молчанием. Разве что скривился немного – не было в её словах такого, что он уже не говорил самому себе. Не было смысла разубеждать её в том, что было правдой. Его удивило разве что то, как Мораг Тонг сохранила информацию о его любовных отношениях с Альмалексией. К сожалению, когда данмерка принялась возвеличивать Азуру и Неревара, Вивек не мог промолчать:
– Неревар был безумен. Я был другом его детства, мы росли вместе, играли вместе, сражались вместе. Он был подобен богам и превосходил каждого из нас. Сильнее Альмалексии, мудрее Вивека, могущественнее Сота Сила. Но вместе со всей этой силой он всё равно оставался… собой. Заносчивым, самоуверенным мальчишкой, наполненным гордыней. Его радовала война, его пьянили сражения. Каждая новая победа утверждала его превосходство над другими и это радовало его. До тех пор, пока это шло на пользу нашему народу мы считали, что всё впорядке, но после победы над двемерами он не пожелал останавливаться. Кимеры были измотаны бесконечной войной, но ему было мало. Я говорил ему: «Остановись», но он не слушал меня. Плевать на Сердце Лорхана, он желал отправится войной дальше, на другие земли. Кимеры были истощены, мы жаждали мира… Я любил его, данмерка. Я любил Неревара всем своим сердцем. Всем существом. Но я не мог больше видеть страдания своего народа. И я прошептал ему: «усни».
Вивек выдохнул и продолжил:
– Азура была не лучше Мехруна Дагона. Она обещала нам мир и процветание, которого раньше не знала наша раса. Она утверждала, что Нереварин возглавит все Шесть домов, объединит все племена и сокрушит Трибунал, а после встанет во главе данмеров. Она предсказывала, что Нереварин будет продолжением Неревара, его воплощением, его аватаром.
Вивек выплюнул последнее слово и попытался найти в себе силы изменить своё настроение. Он провёл рукой по глазам, пытаясь стряхнуть наваждение, после чего улыбнулся и бодро произнёс:
– Конечно, она лгала. Я смотрел в глаза Нереварина и пытался найти в них отражение моего давно умершего, ушедшего друга. Я надеялся, что Нереварин освободит меня от того бремени, который я добровольно взвалил на себя с самого первого дня моего правления. Проклятье, я ждал его четыре тысячи лет. Азура обещала мир, после его прихода. Процветание, счастье! Всё, что мне требовалось, это сохранить наш… ваш народ до его прихода. И, Лорхан мне свидетель, я выполнил эту миссию. А что сделал Нереварин? Ничего.
Мужчина выдохнул и потерянно произнёс:
– Он убил Дагот Ура и Альмалексию, после чего сбежал! Сел на этот проклятый корабль и свалил. От меня, от данмеров, от всех. Мы нуждались в нём. Я нуждался в нём. Мир нуждался в нём, а его не было! Азура обещала нам мир после его прихода! Обещала то, что Нереварин направит нас к счастью! А он свалил при первой же возможности! Я до сих пор слышу его горькие слова там, на ступенях своего храма: «Вы убили меня, Вивек. Вы убили меня». Зачем я ждал его, данмерка? Зачем, скажи? Чтобы ещё раз услышать то, что я говорил себе тысячи лет? Я искупил свою вину. Я дождался его. Я выполнил свою часть сделки и, наверное, поэтому из всего Трибунала остался в живых. Моя совесть была отныне чиста и я был готов сложить свои полномочия. Отдать Нереварину всё и наконец-то обрести покой. Но ничего не изменилось с его приходом. Ни-че-го. Азура обещала конец мучениям данмеров. А ваш обожаемый герой поспешил покинуть свой народ. Я подумал было, что причиной всех будущих злоключений был бы Дагот Ур и Альмалексия, посчитал, скрипя сердцем, что действий Нереварина было достаточно. Но вскоре меня начали посещать видения, которые говорили об обратном. Один за другим, всё сильнее и ярче. Я видел прорыв Обливиона. Я видел летающий остров, надвигающийся на наши земли. Я видел извержение вулкана, провал грунтовых вод, наводнение, атаку чужеземцев! Я видел последнего Силт Страйдера, медленного умирающего в пустыне, под пеплом. Я слышал крики тех, кого накроет лавой. Мы были обречены, моя девочка.
Вивек схватился за голову и погрузил пальцы в волосы. Было видно, что он копил эти слова в себе много лет. Часто говорил с собой, спорил, возможно даже, что в чём-то, начал склоняться к безумию, но отрицание своей вины в итоге вышло в обвинение других.
– Я, дурак, даже после ухода Нереварина, всё ещё надеялся на то, что Азура сдержит слово. Что она каким-то образом защитит свой народ. Что мои видения окажутся ложью. Прорыв Обливиона был свидетельством того, что мои видения были правдивы. А одно из них предсказывало мою смерть – Вивек закрыл глаза, вспоминая образ своего пронзённого тела, безвольно повисшего на пиках дворца.
– Падение Луны было неизбежно. За мной пришли бы через несколько месяцев – озверевшая толпа пробила бы вечные двери Храма и накинулась бы на Вивека общим скопом. А как только последняя капля жизни ушла бы из его… моего тела, Луна рухнула бы. Я попытался это предотвратить. Я покинул Храм и направился на запад, к выжженным пустошам, надеясь на то, что мне хватит поддерживать Луну даже на расстоянии. Не получилось. Вивек мгновенно был стёрт с лица земли, как и какая-то часть остова. Плантации, рабы, погонщики нетчей – всё было смыто огромной волной. После чего многие данмеры покинули Морровинд. Думаю, можно было бы спасти их иначе. Издать указ. Насильно выселить. Я много вариантов продумал, правда. Но они просто не стали бы меня слушать. Для них я являлся лжебогом. Они вообще перестали верить в богов после Нереварина и Кризиса. Обливион, почему Нереварин ушёл? Почему? Они пошли бы за ним. Они видели в нём героя, живого Спасителя. А он бросил их. Я любил его.
Мужчина потерянно зашептал:
– Данмеры отказались от своего правителя. Они оказались обмануты своими богами, даэдра. Они потеряли бы свою родину – так или иначе. Да это даже не была их родина. Фактически, данмеров, как расы, даже не существовало – это просто проклятые кимеры. Для тебя слово кимеры ничего не значит, девочка, но для меня, последнего кимера, моя раса значила много. Данмеры были просто пародией на них - чёрной, уродливой и красноглазой. И вот, в итоге, смотри, с чем вы остались: без земли, без истории, без сил, без правителя, без лидера, без веры, без религии, без бога. Вы мертвы.
Вивек неопределённо махнул рукой и добавил, глубоко задышав:
–Может я и вправду безумен
Музыка играла в ушах юноши всё громче и громче, на его лбу выступил пот, он покачнулся и, закатив глаза, рухнул на пол. Из общей залы, лавируя между столами вынернул трактирщик. Он легко подхватил мужчину, подняв с пола и, обеспокоенно глядя по сторонам, скрывая обмягшее тело своей широкой спиной, потащил его в сторону лестницы. Махнув головой данмерке, он попросил её следовать за собой, наверх. Его голос был обеспокоенный, маленькие глазки у орка бегали, зрачки были ссужены. Он выглядел так, будто бы чего-то смертельно боялся.

0

11

У женщины был готов ответ, может быть, даже достойный, а может и нет. Главное, опять же, Лин’Кайен все еще ни на шаг не отошла от своего мнения, подготовив сильные речи в ответ. Безумец действительно считал себя Вивеком, и это в некоторой степени доставляло дискомфорт данмеру, она не знала, как стоит вести беседы с одержимыми. Она видела больных людей, больных душою, телом, сердцем, разумом, но такой болезни она не встречала. Хоть и слышала, что порою люди, из-за слабости воли, выдают себя за других. В данном случае болезнь была явно в критической и последней форме. Лиин было жалко мужчину, он отказывался от правды лишь потому, что был болен. И был он слишком слаб, чтобы наконец раскрыть глаза. Женщина даже призадумалась, а что, если ей удастся его переубедить? Что, если он наконец примет истину? Излечит ли это его безумие? Нет, словами можно убивать, но не лечить, уж в этом Лиин была уверена.
Но чем больше она слушала этого эльфа, возомнившего себя Двуликим, тем больше убеждалась, что спасения мер не найдет нигде. Нигде, кроме смерти. Возможно, Лиин стоило благосклонно подарить ему быструю, безболезненную смерть, которая навсегда успокоит страстный и безумный разум несчастного. Вечный сон… Даже для Лин’Кайен такая перспектива звучала заманчиво, но она, в отличие от сумасшедшего, такого еще не заслужила. И даже если условно обозначить, что Лиин верит безумным словами, и мер перед ней взаправду Вивек, то надежная смерть – лучшее, что сможет принести рука данмера. В любом случае.
Женщина не шелохнулась, не вздрогнула, когда мужчина перешел на крик. Она не боялась пламени его речей, не боялась и того, что мер может выйти из-под контроля, потеряет окончательно рассудок. Да даже пусть накинется, Лиин была готова. Осталась она спокойной и в тот момент, когда, вместо нового порыва ярости, мужчина ослабел и повалился на пол. Но сама убийца не встала, не стала ему протягивать руки. Как она уже сама для себя решила, был только один способ, как она сумеет ему помочь. Но так думала только она, ни орк, ни его служанки, не разделяли безучастной позиции данмера.
- Ты безумен и обречен, - шепотом произнесла женщина, сверху вниз глядя на распластавшегося по полу “Вивека”.
Разумеется, ей было жаль этого несчастного. Больной, обессиливший сам по себе, он примерил самую низкую из всех возможных личин, личину предателя, лжеца, самодура и тирана. Самое ужасное, что приняв себя, словно он и есть Вивек, мужчина перестал видеть правду, уверенный, что Двуликий Божок был прав, словно только его слова были верны. Защищать этого лицемерного ублюдка? Воистину, на такое пойдет только слепой или безвольный. Но что бы мер ни сказал, это бы никак не оправдало Вивека в глазах Лиин.
Женщина молча встала из-за стола. Так же молча она поднялась наверх, вслед за орком. Ей нечего было сказать, добавить или предложить. Ее целительных запасов оставалось не так и много после стычки с Темным Братством, и уж делиться лишний раз она ими не собиралась: пустое благородство не в ее чертах. Можно было бы просто уйти, развернуться, захватить свое снаряжение и исчезнуть, но что-то заставило женщину подниматься наверх, следовать за орком, пройти спокойно мимо двери собственной комнаты. Лиин пыталась мысленно найти этому оправдания, но, увы, не могла. Она ни одной разумной причины собственному ходу не смогла даже придумать, что уж там. Наверное, потому и молчала.
Хоть и помочь она действительно не могла. Лечила раны, выводила токсины, прижигала надрезы, останавливала кровь, но лечить безумцев и одержимых? Разве это вообще возможно? Лин’Кайен решительно не знала, как сражаются с такими приступами, и возможно ли их вообще остановить. Женщина скрестила руки на груди и, наконец, что-то придумав, обратилась к орку:
- Мер обречен. Он безумен, он потерял рассудок. Подарить ему вечный спокойный сон – верх благородства и благоразумия.
В ее тоне ощущалась дюжая уверенность в собственных словах. Нет, она правда так считала, и орк не посмеет усомниться в этом, посчитав, что это лишь побег от ответственности. Ради спокойствия Лиин, наоборот, шла на еще большие долг и ответственность. Голос оставался холодным и тихим, а взгляд, прямой и строгий, был обращен непосредственно к орку-хозяину. Решать ему.

0

12

Для орка лёгкое тело кимера было подобно пушинке. Он прошёл по коридору второго этажа, внимательно следя краем глаза за тем, чтобы девушка двигалась за ним, подошёл к самой дальней двери и, неловко повернувшись, открыл её ногой.
– Обезумел? – трактирщик нахмурился и направился к дальней постели. Первая кровать была уже занята – на ней лежал престарелый редгард. Его тело тряслось, пальцы судорожно сжимали одеяло, простыни были влажные от пота – мужчина обливался им. Орк грязно выругался и приоткрыл глаз молодому альтмеру, вглядываясь в зрачок.
– Дело дрянь  – добавил он – Значит в список симптомов добавляется ещё и потеря рассудка.
Трактирщик выпрямился и, повернувшись, внимательно взглянул на девушку. Поколебавшись несколько секунд он нахмурился и, будто сдавшись, выдохнул низким, рычащим басом:
– Мне нужна твоя помощь. Моё вино было отравлено. Я не замечал симптомов, пока Валарош, мой старый друг, не потерял сознание. Он всегда приезжал чуть раньше остальных гостей и первым вкушал все вина. Вал с радостью нахваливал сегодняшний ассортимент, пил ещё и ещё. Не прошло и часа, как он упал в беспамятстве. Я послал за доктором, но до ближайшего города день пути и столько же обратно, потому я, не теряя времени, осмотрел подвал. Во все бочонки был добавлен яд несколько часов назад. Я сам известный мастер-алхимик и самостоятельно варю весь свой ассортимент. Я знаю, что входит в состав каждого третьесортного пива, каждой перчёной сосиски! Попробовав на кончик языка мои драгоценные напитки и вдохнув в себя их аромат я почувствовал  – здесь есть лишний ингредиент.
Орк глубоко вздохнул и затрепетал, схватившись руками за свой большой живот, скрытый под фартуком. Очевидно, что эта тема очень его волновала.
– Я узнал этот дьявольский ингредиент! Это редкая и смертельно ядовитая трава Гирага, которая растёт искусственно, в специальных условиях. Эта трава, сама по себе, приносит немного пользы. Добавь её в зелье чуть больше или чуть меньше необходимого, и эффекта не будет, но в верных дозах она становится ядом, противоядие к которому очень сложно изготовить. На это требуется много дней кропотливой работы и редкое, дорогостоящее оборудование. Учитывая все факторы… Боюсь, что это дело рук Тёмного Братства.
Орк побледнел и тихо зарычал. Казалось невероятным то, что такие умные и интеллигентные  слова исходят от такого грузного существа, как орк, но вглядевшись в его тёмные глаза можно было увидеть в них немалую прозорливость. Наверное когда-то давно он действительно был великим алхимиком.
– На моё празднество приезжают самые известные мужчины и женщины провинции. Графы и герцогини скрываются под этими масками. Наверняка эти чёрные ящерицы выследили кого-то из моих высокородных гостей и отравили всё вино в таверне, чтобы совершить своё страшное злодеяние не пачкая рук. И ты и я… боюсь, мы оба отравлены. Единственное, в чём мы отличаемся от этого эльфа, это в дозе, которую приняли. Но не бойся, данмерка. Я знаю, как нам можно избежать своей судьбы.
Орк наклонился над девушкой и только открыл свой рот, как тут из-за двери послышался тоненький голос:
– Господин Бал-Гал, на кухне кончается курица, в подвале один из бочонков не даёт вина и ножка из-под стула барона фон Руха сломалась. Я не смотрела под маску, честно-честно, но он так ругался своим именем, что…  –  сдверь открылась и на пороге комнаты появилась служанка. Она испуганной ойкнула под тяжёлым взглядом орка и тут же скрылась, неплотно затворив за собой дверь. Трактирщик покачал головой, поправил свой фартук и продолжил:
– Я уверен, что агент Тёмного Братства имеет противоядие. Ведь обычными заклинаниями не исцелить этот яд, а сам он так же отравлен. Чтобы точно распределить количество тёртого Гирага на бочки с вином, ему, наверняка, приходилось пробовать самому вино на вкус, а чтобы противоядие имело эффект нужно время. Кроме того, я подозреваю, что он захочет лично увидеть плоды своих трудов. Наверняка он ещё здесь, в трактире, скрывается под маской. Ты знаешь, я не могу подходить к гостям и задавать им вопросы… но ты можешь. Ты, случайная свидетельница этих событий, можешь мне помочь не вызывая подозрений. Ведь стоит ему понять, что его раскрыли, как он тут же скроется в неизвестном направлении.
Орк выпрямился и укрыл светлого эльфа одеялом, внимательно прислушиваясь к его тяжёлому дыханию. От того, как поступит данмерка и от того, сможет ли она найти преступника, зависела жизнь каждого в этой комнате. А может, и во всём мире.

0

13

Только мужчина произнес два заветных слова, как женщина сразу же припала к стене рядом с дверью, прижалась к ней ухом, на случай, если вдруг кто будет подслушивать или еще чего. Так или иначе, Лиин наотрез бы отказалась помогать в любом другом случае, но не тогда, когда речь заходит о Темном Братстве. Сорвать им такую-то операцию – вот это будет мощным ходом. Лин’Кайен понимала, что сейчас подвластна даже скорее тщеславию, нежели бескорыстному желанию помочь трактирщику, или даже просто спасти заболевших. К слову о заболевших, тот факт, что определенное количество яда есть теперь и в ее крови, отчаянно заставил женщину попытаться вспомнить все Главные Правила Ядоварения, составленные в толстом томе каким-то древним ящером. Но ничего толкового за столь короткий срок данмер, разумеется, не вспомнила.
- Ты сведущ в ядах и зельеварении, орк, но не бойся, я не стану спрашивать, откуда и зачем. Вы обыскивали комнаты? На всякий случай убийца мог и не выходить в зал вместе с противоядием, чтобы не потерять, или не разбить, там же так много народу, там шумно, тесно. Прикажите слугам, или сами, просто обыщите все комнаты, а если кто-то начнет задавать вопросы, то скажите, что… Что один высокий милорд, для которого оскорбительно было бы разглашение имени, потерял родовое кольцо-печатку, и считает, что его украл кто-то из гостей. Если этот слух расползется, то заинтересованные именно в кольце сразу выдадут себя, а не проявившие интерес… Это малый круг, но возможный.
Нет, страшно ей не было, даже несмотря на то, что данмер более чем понимала, количество времени у нее ограничено. Ограничено ее личным здоровьем. Женщина была хоть трижды закаленная и крепкая, а ограничить распространение яда по телу невозможно без вмешательства. Это самое вмешательство и предстояло найти ей. Выследить убийц из Темного Братства в такой обстановке, да уж, - думала Лиин, - одного ублюдка ищу среди других.
- Хорошо, я помогу. Но не спрашивай моего имени, орк, - она натянула капюшон, выглянула из комнаты и, убедившись, что никого нет, вышла.
Просто так начать расспрашивать всех подряд невесть знает о чем было бы безрассудным, для начало нужно сузить круг подозреваемых. Женщина активно думала об этом, пока выходила из комнаты, поднималась выше, чтобы занять на все том же балконе хорошую позицию. Со стороны главного входа, в неосвященной части и с неплохим обзором на все происходящее в зале. Тем временем, у Лин’Кайен появилось две теории, которые следовало проверить. Они могли быть связаны, или нет, в любом случае, пока что это было самым разумным, что появилось в темной головушке. Данмер пригнулась, поправила глубокий капюшон и посмотрела вниз сквозь балки ограждения.
Во-первых, следовало следить за всеми теми, кто или не пил вообще, или пил меньше других. Убийца точно так же отравлен, но ему нужен холодный и спокойный рассудок, сильная воля и полная, абсолютная внимательность. Едва ли он станет напиваться просто для того, чтобы слиться с другими, ему уж выгоднее побыть белой, но трезвой вороной среди этого праздника чревоугодия. К тому же, зачем усугублять и без того опасное положение. Лин’Кайен старательно искала в зале тех, за чьими столиками не было полных стаканов, кто отказывался от алкоголя или хотя бы выглядел трезвым.
Во-вторых, для того, чтобы проследить за выполнением своего задания, нужен хороший обзор. И не просто хороший обзор, не просто укрытие, темное, как то, в котором сейчас находилась Лиин. Такое, в котором никто не заподозрит. Очевидное, все видят тебя, ты видишь всех. Вполне вероятно, что как только все отравятся, убийца захочет оказаться на сцене, чтобы лично наблюдать за эффектом яда. А в случае чего, будучи на сцене или при инструменте, он сможет разыграть любую сцену для своей безопасности. Да, стоило обратить внимание и на бардов.
Вставал другой вопрос, был ли причастен к этому «Вивек»? Он отлично вписывался в оба условия, разве что не рассчитал того, как сильно и быстро на него подействует яд. К тому же, вполне очевидно, что разгадавший замысел убийства в первую очередь будет думать непосредственно на Темное Братство, и уж никак не на безумного одержимого колдуна, который давным-давно выжил из ума.

0

14

Действия девушки и её поведение было достаточно логичным. Кто угодно перепугался бы, услышав страшное название знаменитой гильдии убийц. Орк понимающе смотрел на меры предосторожности данмерки и терпеливо отвечал на все её вопросы, на все фразы:
-Нет, не обыскивали. Да, конечно. Всё понимаю. Хорошо, сделаю.
Он кивнул на условие сохранения анонимности, в уме, разве что, подивившись тому, что это надо было прояснять. В конце концов, на этот праздник люди сходились именно потому, что он обещал полную сохранность личности. Закончив разговор, женщина натянула на голову капюшон и мгновенно скрылась в тени коридора. Подождав некоторое время, орк осторожно подошёл к двери и, громко шепнул своим низким, свистящим орочьим голосом:
- Служанка! Служанка! – подождав несколько секунд, мужчина удостоверился в то, что никого рядом нет, кивнул и закрыл дверь поплотнее. Он задумчиво прошёл мимо первой койки, бесстрастно рассматривая лицо отравленного Валароша, и так же неспешно подошёл ко второй кровати. Его тяжёлый взгляд пробежался по золотой коже Вивека и по каплям пота на его лице. Кимера трясло и лихорадило – орк убедился в высокой температуре своего нового пациента, положив на его мокрый лоб свою большую руку. От больного сильно несло алкоголем, с ним было почти невозможно находится рядом. Внезапно, Вивек захрипел и заметался. Его худое тело трясло на кровати, судорога свела руки и ноги. Мужчина начал бредить:
- Мой позвоночник — главная улица города, которым я являюсь. Постоянное движение идет по моим венам и тротуарам. В моем черепе воздвигаются новые храмы, и вскоре я надену их, словно корону. Иди по губам Бога. Во мне делают новые и новые двери. Движение не прекращается, и я обретаю бессмертие. Я смотрю на мир новыми окнами. Вскоре будет у меня миллион глаз. Еретиков казнят на площадях. Я простираюсь по холмам, на которых вырастают мои дома. Город-бог наполняет каждый уголок именем своим, выкрикивая его на языках фонтанов, улиц, продавцов, воров и маленьких детей. Языки немеют, огни затухают, улицы пустеют, жители умирают. Мой город… мой город… мой город… мёртв.
Вивек заплакал и запричитал, клокоча:
- Неревар, Нереварин, Фир, Ворин, Сил, Айем, друзья, постойте! Не надо, не надо, не надо. Не оставляйте меня…
Орк покачал головой, вслушиваясь в бессвязный бред молодого человека и, не вмешиваясь в происходящее, подошёл к тёмному окну. Он не помнил, сколько времени у него ушло на разговор с данмеркой, но на улице успело окончательно стемнеть и даже пойти дождь. Он бил крупными каплями по стеклу и тихо, приятно шумел, сливаясь в странную гармонию с бредом больного безумца, метавшегося по кровати. Тот продолжал говорить и, казалось, потоку его слов не было конца. Орк закрыл уши и глаза, пытаясь отгородится от происходящего. Теперь всё зависело от этой данмерки. Найдёт она лекарство или нет… от её расторопности сегодня будет зависеть её жизнь. Яд уже начал работать – женщина будет чувствовать себя слабее и слабее с каждой минутой. Пройдёт час, может чуть больше, может меньше, но она начнёт загибаться. На представителей разного пола этот яд действует по-разному. У женщин это слабость и вялость, вместе с неумеренным красноречием и болтливостью. Бывает, что они не до конца контролируют своё поведение, делая глупости. У мужчин же симптомы проявляются в виде мигрени, резкой смены поведения, бредом, неспособностью ко лжи, чрезмерной многословностью и потерей сознания.

Лин'Кайен избрала тактику: осторожный осмотр присутствующих с безопасного расстояния. Поиск тех, кто более или менее подходил бы под убийцу и ассасина Тёмного Братства. Конечно, сделать это было не просто: во-первых, все гости носили маски и широкие одежды. Бывало, плащи с капюшонами. Порой не то, чтобы расу – даже пол нельзя было определить! Во-вторых, помещение было действительно большим и количество людей достигало пятидесяти человек. Может, даже больше. Впрочем, ни закрытая одежда, ни скрытые лица не мешали гостям флиртовать друг с другом, шутить, пить и наслаждаться музыкой. Сейчас на сцене стоял молодой блондин с гуслями и пел крайне неприличные частушки. Зал то и дело взрывался хохотом и хрюканьем, кто-то подтанцовывал возле сцены, но большая часть посетителей всё равно предпочитала держаться в отдалении. Чаще всего, группами. К счастью, общий костёр, в центре Холла, не давал достаточно света, чтобы полностью освещать весь деревянный зал. Были столы, стулья и лежанки возле стен, которые скрывала тень. Вот там-то и находились, в основном те, кто более или менее подходил под описание Лин'Кайен.
Дождь лил не переставая. Казалось, что он идёт вечность. В воздухе стоял тот тяжёлый запах, что обычно бывает перед грозой, но гром гремел, молнии сверкали на небосклоне, а духота всё не проходила. Хотелось свежести. Ветерка. Кто-то из гостей начал ослаблять свою бдительность и ослабил петли на одеждах. Маски всё ещё скрывали лица, но теперь хотя бы можно было определить пол. Женщин, как ни странно, на этом празднестве было не много. Достаточно, конечно, но все уже находились в группах: либо флиртовали, (с бардами/политиками/графами/монархами/землевладельцами/торговцами – тех, кто прятался за масками, надеясь на то, что им попадётся хороший куш),либо уже были в компании, а значит пришли с ними.
Те же, кто подходил под ту фильтрацию, что Лин сама определила для своего поиска, были исключительно мужчины. Их было трое – один прислонился к деревянному косяку возле самой сцены, успешно оставаясь при этом, незаметным, в тени, другой находился на противоположном от Кайен балконе, взирая, как и она, на происходящее с высоты, а третий забился в дальний угол таверны и сидел без движения, изредка поворачивая голову, разглядывая посетителей.
У первого и третьего были в руках стаканы – у второго нет. На его балконе было пусто. Кажется, он заказал себе всю ложу. Ни один из них, впрочем, сильно не налегал на алкоголь, оставаясь трезвым. Это было видно по их движениям.
Внимательный человек смог бы определить их расу – первым человеком, что стоял возле сцены, был норд. Вторым, на балконе, был имперец. Третий же скрывался лучше всего, но возможна была вероятность того, что он был данмером. Норда выдавали длинные светлые волосы, чьи кончики были едва видны из-под капюшона. Импереца определяли властные движения и внимательность взгляда, которым он рассматривал сверху-вниз зал. Его харизма в описании звучала бы не как «Я сильнее вас», что было бы свойственно нордам или редгардам, а «Я имею вас». Казалось, будто бы всё ему здесь принадлежит – он сидел в своём кресле как король и так же сверху-вниз смотрел на людей. Третий же, данмер, выдавал своё происхождение чёрной кожей и субтильным телосложением. Как ни пытайся скрыть свою кожу и красные глаза, если ты не мастер маскировки, у тебя это не получится.
Минуты текли, капли били по окнам, яд распространялся по телу с каждым биением сердца.

0

15

Имперец, - сказала себе Лин’Кайен и направилась к тому, кто притаился на балконе. Пойди разбери, какой логикой руководствовалась женщина, однако выбор был сделан поспешно, сразу же и молниеносно, одним точным волевым жестом, чтобы наверняка. Наверное, данмер не хотела метаться, путать себя лишними мыслями, сбивать столку и теряться. А именно так и действовал яд, Лиин откровенно чувствовала, как вместе с теплом по венам разливается слабость. Разум сколько даже не мутнел, а даже заверял: «нет, я не стану слушаться тебя беспрекословно, женщина, будь готова к глупостям».
И она была готова. По крайней мере, так считала она сама. Передвигаться в привычной ей манере становилось сложнее: где та грация хищной кошки, скрытной и в любой момент готовой к прыжку? Сейчас она больше походила на раненого падальщика, который был вынужден оставаться в тенях. Но здесь, в этих самых тенях, было в разы лучше даже в виде раненной птицей. И Лиин в этом убеждалась только сильнее, всякий раз опуская взгляд вниз, в зал.
Темный балкон, темные лица, темные мысли, темные вещи. Все сходилось, так думала сама Лиин. Он не пил. Он наблюдал. Нет, он лицезрел и пожинал плоды. И если данмер не права относительно треклятого имперца, то это все не менее треклятый яд. И зачем она вообще нарушила собственное обещание и капли алкоголя в рот не брать? Вот она, снежная безвольность. Среди пепла она была сильнее. О, Азура, какие печальные и слишком драматичные мысли лезли в голову, слабую от специй в меде и яда.
Шаг, шаг, шаг. С чего начать? С взгляда. Лиин не привыкла общаться с кем-то «лицом к лицу» - ее собственное не располагало к этому. Шрамы, надрубок уха, красные глаза и темная кожа редко служили хоть сколько-нибудь располагающе. Наверное, и сейчас не станут. И именно поэтому женщина скинула капюшон. Пусть имперец видит ее лицо. Пусть. Тогда он никогда не увидит того, что скрывает это лицо, а ведь это важнее.
Шаг, шаг, шаг.
- Слишком удобное место, - как же ей тяжело было держать свой голос ровным, прохладным, беспристрастным, таким, как она говорила всегда, но не сейчас, - Не всем понятная роскошь в этой праздной толпе.
Безусловно, она говорила о «тактической ценности» данного укрытия.

0

16

Тысячи лет между расами и народами Тамриэля шла вражда, основанная на их различиях в вере, обычаях, нравах и устоях, но в этот день все они стёрлись, растаяли в вине. С каждой минутой сердце билось всё быстрее, ускоряя распространение по телу смертоносного яда. Шумный зал начал тихнуть, люди закрывали глаза и, опираясь на стулья, погружались в сон, с наслаждением предаваясь сладостному забвению.
Имперец во многом отличался от тех, кто находился в зале. Его маска была белой, а капюшон надвинут на глаза. Их жадный блеск не могла скрыть темнота, но маска мешала посторонним увидеть его тонкую, кривую улыбку. Мужчина сидел в кресле и, откинувшись на спинку, внимательно следил за постояльцами в зале, отмечая каждое их действие. Порой он окунал перо в чернила и что-то записывал в тонкую тетрадку, что была раскрыта на маленьком столике, рядом. Тусклый огонёк стоящей рядом свечки часто мерцал, отбрасывая длинные тени. Руки мужчины дрожали, но мелкие буквы выходили ровными и чёткими.
Облизав губы, имперец перевернул страницу и замер, услышав сзади шаги. Лестница на балкон и общий коридор не имели препятствий в виде двери, потому каждый желающий мог войти, невзирая на записку, прибитую у входа: «Забронировано». Скривившись, мужчина выругался в уме и повернулся к гостье, недружелюбно окидывая её привычным, профессиональным взглядом. Внутри него что-то сжалось, когда он разглядел её шрамы и красные глаза. Данмерка в мрачных тенях балкона казалась мистической и таинственной фигурой, опасной и неприятной для взора.
- Согласен. Удобное место – имперец осторожно согласился, небрежно закрывая рукавом свои письмена. Его гулкий голос из-под маски выражал неприязнь и холод. Очевидно то, что он не был рад своей новой компании – И оно моё. Я занял всю ложу на целое празднество, от начала и до конца. Пошла вон, плебейка. Тебе здесь не рады.
Фигура чуть склонилась, сощурившись, и добавила:
- А если ты официантка, то я ничего не заказывал. Иди в зал, я не хочу пить и не хочу есть.
Мужчина сделал неясный взмах руки, говорящий о том, что разговор окончен. Не нужно было быть дипломатом, чтобы понять, с каким презрением он относится к иным расам. Быть может, он чувствовал это исключительно к данмерам, а может именно эта девушка внушала ему такое неприязненное отношение, но высокомерный холод в его голосе был прочнее вековечного льда на высокогорных склонах Хротгара.

0

17

Не он, - только и пронеслось в мыслях женщины-данмер. Она не привыкла ошибаться, ее рука всегда была оружием точным и верным, ум – смертоносным и молниеносным, а глаз видел только суть. Вероятно, это яд так смутил ее сознание  и ослабил тело, иных оправданий Лин’Кайен попросту не видела. Да и были ли они?
Неразговорчивый имперец, пожалуй, по сути своей являл все то, за что Лиин не любила людей. Мнительность, самоуверенность, эгоистичность. Отсутствие нравов, долга, чести и ответственности решительно выделяло людей Империи даже перед другими. В этом плане суровые, но простодушные норды были ей хоть сколько-нибудь симпатичнее.
Между тем, время, рассчитанное строго по секундам, давало о себе знать. Так как женщина для себя была уже уверена, по собственным соображениям, что перед ней ни в коем случае не член Темного Братства, а очередной богатый выродок Имперского Города, приходилось действовать дальше. Второго шанса на промах у нее не было.
Если человек и говорил на данмерсчком языке, то прощальную фразу Лиин он мог перевести как «Свершится суд». Это могло быть пожеланием, а могло быть угрозой. С другой же стороны, исторически складывалось, что многие коренные данмеры использовали такой оборот, как прощание. Не только с мертвыми или обреченными, а вообще. Однако для членов Мораг Тонг это было скорее воззвание к чистейшему из долгов. Собственному.
Итак, распрощавшись на той мрачной и торжественной ноте с имперцем, женщина-данмер планировала свои следующие действия. Так как круг подозреваемых очень сузился, оставалось ровно два варианта. Лин’Кайен даже не смела предположить, что ошиблась в изначальных своих расчетах. Нет, уж тут она никак не могла дать промах. Это логика, банальная логика. В конечном итоге, кое-что ее объединяло с клоуном из Темного Братства: она тоже была убийцей. И смела себя уверять, что более толковым. Но все же стоило признать, яд для всех гостей – это нечто настолько жестокое, что выходило за рамки понимания Лиин. На ее опыте больше пятерых сразу и не осуждали. А кто-то из Братства смел в угоду чужим капризам лишать жизни стольких! Не сказать, чтобы женщина питала хоть к кому-нибудь из гостей «Вечерней Звезды» симпатию, просто она-то знала истинную цену жизни. Печально было, что она, судья и вместе с тем праведный палач, сейчас решила исход тех, кого она же не осуждала. Мотивировалась она сугубо тем, что делает это ради себя.
Становилось невыносимо душно. Женщина откинула капюшон и убрала на одну сторону, за ухо, длинные белые волосы. Голова ныла от того, что они крепко были собраны, и, в конечном итоге, пришлось избавиться и от тонких строгих заколок, практично убирающих волосы. Да и верхнюю пуговицу, а то и две, рубахи нужно было расстегнуть, чтобы не задохнуться. Снова вниз. До масок уже не было дела, ее лицо играло куда лучше в этом плане. В данмерских традициях расписывать свои лица ритуальными символами считалось обыденным. Никто из непосвященных никогда и не узнают, что они значат, так что красные узоры пускай и станут временной маской. Правила дома сохранялись. Никакого порока.
Вот он, тот, что стоял поодаль, но ближе ко всем, скрытный, но очевидный. У сцены. Сама бы Лиин поступила именно так. Ноги у нее уже самую малость подкашивали при спуске, и сейчас ей более чем хотелось просто упасть на пол. Но план был другой: упасть в объятия этого зловредного человека. Отвратительно! Но собственную слабость нужно было оправдывать и использовать. Даже самой страшной и суровой данмерской женщине тяжело отказать в тепле и нежности под хмелем и на празднике.
- Ах! – совершенно естественно выдохнула Лиин, когда походила мимо своей жертвы (кто еще кому тут жертва!).
Не удержав себя на ногах, она практически изящно наклонилась в сторону мужчины.

0

18

Лиин была совершенно права в своей оценке имперца. Гед являлся молодым журналистом, прибывшим в трактир к этой знаменательной ночи для того, чтобы собрать инкогнито компромат на сильных мира сего. Договорившись с трактирщиком по переписке за месяц до общего сбора, имперец встретился с ним позавчера и занял свой заветный балкон, расположившись поудобнее. Он не стал заказывать алкоголь, чтобы сохранять трезвость ума и, окунув перо в чернила, принялся внимательно следить за прибывающими аристократами, легко разгадывая их личности под масками. Данмерка прервала его молчаливый триумф но, осознав свою ошибку, тут же поспешила покинуть имперца. Слово «суд» он не перевёл, но «свершилось» юноша более или менее понял – чай, в журналисты не брали первого встречного.
Девушка спустилась вниз и направилась к норду. Мужчина стоял сейчас возле сцены, не двигаясь, и внимательно наблюдал за двумя артистами, что исполняли сложную арию. Юноша и девушка мелькали чёрными одеяниями, меняли друг другу золотые маски и двигались в столь сложном и вычурном танце, что лица их, несмотря на частые перевоплощения, ни разу зрители не приметили. Впрочем, сейчас им было не до того. Один за другим они закрывали глаза и проваливались в глубокий сон, опускаясь на пустые бутылки. Кто-то, кто поменьше выпил, ещё продолжал смеяться и говорить, но некогда шумный зал уже не был прежним.
Когда Лиин упала в объятия норда, тот искренне растерялся. Удивлённо заморгав, он подхватил девушку и, давая ей опору правой рукой, осторожно обнял левой, посчитав, что та пьяна. Его внимательный, цепкий взгляд, наверное, впервые оторвался от сцены и тёплым взором взглянул в лицо убийце. Чистую, светлую и прямую улыбку северянина, казалось, не могли скрыть никакие покрывала и вуали. Удивлённый взгляд пробежался по лицу данмерки и опустился на то, что приоткрывали расстёгнутые пуговицы. О мелких шрамах на лице и страшных красных глазах мужчина тут же, само собой, забыл и, не прекращая улыбаться, вкрадчиво произнёс:
- Осторожно, моя госпожа. Будь прочней в шагах.
Будь благоразумна, милая княжна. Я скажу вам в слогах:
Этот норд будет рад, поддержать и согреть вас,
Если вы благосклонность проявите раз.

Несмотря на увлечённость расстёгнутыми пуговицами данмерки, норду хватило мгновения, чтобы сделать паузу, будто обдумывая сказанное и сделать едва заметный кивок, который мог быть расценён как «Могло быть хуже. В следующий раз я преуспею».
. . .
Орк стоял у открытого окна и глубоко дышал, медленно вбирая в лёгкие свежий воздух. Он ждал развязки происходящих событий, зная, что никак не может на них сейчас повлиять. На улице сверкнула молния и расчертила тонкой змеёй чёрное ночное небо, грянул гром. Комната осветилась единой вспышкой и Вивек, мучаясь во сне от кошмарных видений, перевернулся на другой бок. Простыни насквозь пропитались его потом. Орк слушал шум дождя, думая о чём-то своём и смотрел на золотое лицо пьяного пациента, вслушиваясь в его бессвязный бред, который отчего-то тонким колокольным звоном отзывался в его душе.

0

19

Попался! – подумала женщина. Если он и убийца, то очень ловко замаскировавшийся под барда. Если же он бард, то тогда придется отрезать ему руки и выдрать один глаз вместе со всеми жилками и нервами. Слишком уж многое он себе позволял в отношение слабой, больной женщины. Может быть, стоило его припугнуть? Данмеры умели это как никто другой. Тем более что это был норд, а они страсть как недолюбливают взглядов данмера. Это Лиин поняла еще в Скайриме. Зачастую ее выставляли из аптекарских лавок или таверн просто потому, что налитые кровью глаза никак не предрасполагали к милой беседе, и будь у Лиин хоть трижды благие намерения, ее никто не желал и слушать. А убедительной она могла быть в весьма радикальных методах и только.
Благие намерения. Точно! Каверзная фраза, но какая мотивирующая. Женщина помнила, что должна была делать. Мало того, что от этого зависела ее собственная жизнь, она не могла позволить свершиться блудному акту грязной смерти от рук Темного Братства. И уж тем более она должна была покарать негодяев. Праведный гнев, который должен был обрушиться на неугодных, сейчас свернулся послушным монстром в груди и утробно мурчал. Его выпустят позже. От чувства того, что вот этот самый норд может оказаться искомым, Лиин невольно позволила себе улыбнуться. Едва ли эта улыбка была хоть сколько-нибудь доброй: сухие тонкие губы, обветренные, потрескавшиеся, изогнулась в хищном подобии ухмылки, как бы иронизирующей и обобщающей все те замыслы, которые не могли иметь другого выхода сейчас. Кроме как в эмоциях, только вот кому они будут ясны?
Норд вполне мог решить, что женщина так улыбается ему, но кто ее знает, верно? У данмеров всегда на уме что-то свое. Но и у членов Темного Братства была своя линия. С потоком времени Лин’Кайен вовсе не научилась ее различать, но кое-какие промежутки ее знала. Убийцы Братства достаточно порочны, чтобы во время своего задания переспать, например, с какой-нибудь женщиной. Оставалось лишь убедиться, что это именно так.
- Ночь темна, холодна, полна неизведанного, - сиплый шепот Лиин обычно пробирал до костей только ее жертв, уже убитых, но еще не мертвых. Обычно он звучал панихидой.
Сейчас же ее голос, почти томный, был направлен на другое. Она не была соблазнительницей и искусительницей, но вполне могла быть прядильщицей. Божество-Покровитель учил своих детей искусству любви и страсти, однако даже Лиин, непричастная к подобным делам, сейчас могла действовать да хотя бы из теории. К тому же слова, подобранные ею, обычному человеку могли показаться таинственно-романтичными, но вот для членов Темного Братства… Убийцы разных каст были осведомлены о части культуры друг друга хотя бы потому, что самую малость были «родней». Мораг Тонг не нужны были такие спесивые дети, однако пока не отрубишь голову, ничего не докажешь. Лучше знать наверняка, с чем имеешь дело.
- Болезни, страхи, холод, все это одиночеством разливается в крови, - женщина уже даже позволила себе вытянуться и привстать на цыпочки, чтобы обдать горячим дыханием шею мужчины, потянуться к его уху и продолжить шепотом, - Дай мне противоядие от этого.
Итак, это или сорвет планы Темного Братства, или совратит норда. Такая разница между вариантами исхода событий не могла не смешить чуть безумную Лин’Кайен. С другой стороны, манеры и слова женщины выдавали для знатока в ней убийцу, и если все пойдет как нужно, бард-ассассин вполне может признать в ней сестру, и тогда уж точно не откажет в противоядии. О, какая сеть из самого чистейшего паучьего шелка! Принцы будут довольны.

0


Вы здесь » Ролевая: The Elder Scrolls » Основные эпизоды » М - "Под Вечерней Звездой";


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно